Мужественность — это мягкая и уязвимая вещь внутри меня

В клинике моя медсестра терпеливо объясняет мне, как заменить иглу калибра 18 на более тонкую иглу калибра 25, как протереть спиртовой салфеткой боковую часть бедра, чтобы подготовить ее к инъекции. Я едва слышу его; у меня такое чувство, будто голова находится под водой, а руки трясутся. Когда я выталкиваю пузырьки воздуха из шприца и лишняя жидкость стекает вниз по длине иглы, моя медсестра кивает мне. — Когда будешь готова, — говорит он тихо, как будто не для того, чтобы напугать меня.

— И оно просто входит — все сразу? — спрашиваю я, хотя мы уже однажды это обсуждали.

«Если сможешь», — подтверждает он. — Так будет меньше больно.

В этот момент впервые уколоть себя иглой кажется невозможным. Я боюсь игл. Сквозь дымку своего беспокойства я на мгновение осознаю, что это подходящая метафора для моего решения принять тестостерон. Что я был тем, кто решил это сделать, что я больше всего боюсь не самого поступка, а неизвестности результата, но также и того, что колебаться больше невозможно. Я на краю пропасти; шприц уже в моей руке, в перпендикулярном положении, готовый пронзить мое бедро и все мои нервные нервы.

Моя рука замирает. Наконец-то я готов. Пришло время сделать решительный шаг.

В какой-то момент прошлого года мой алгоритм Instagram наконец понял, что я странный парень. Это не сложная задача, поскольку я просматривал все предлагаемые ролики с горячими азиатскими мужчинами наполовину из желания изучить и украсть то, что делало их такими легкими мужественными, а наполовину из желания. Он выплескивал для меня видео за видео, где мужчины в замедленной съемке или с переходами со спичечной стрижкой выставляют напоказ свои идеально уложенные волосы и дорогие наряды, и, как особенно наивный персонаж, я смотрел их все. Но среди остальных было несколько барабанов, которые меня озадачили. Увидев светловолосого японца, одетого в галантный старинный наряд, стоящего и высокого роста в центре внимания и поющего от всей души на сцене, я знал по предыдущему опыту, что это был вовсе не мужчина, а Рей Юзука, один из нынешние ведущие звезды японского Takarazuka Revue, женской театральной труппы. Юзука — отокояку — (предположительно) цис-женщина-исполнительница, которая играет только мужские роли, и она лучшая из них среди общеизвестно конкурентной компании актрис. От моего внимания также не ускользнуло то, что Юзуке удалось обмануть мой алгоритм Instagram — что благодаря чистой силе своего гендерного поведения она лишь немного изменила мой паноптический взгляд.

«Частью особенно уникального очарования Takarazuka Revue, — хвастается официальный канал YouTube, — является то, что женщины, играющие отокояку, кажутся на сцене более впечатляющими, чем настоящие мужчины». Это утверждение, как трансмужского человека, я нахожу невероятно забавным. Потому что, по сути, разве не это я делаю? Создаю для себя очаровательную мужскую фантазию из кусочков, которые я наблюдал и позаимствовал у других мужчин. Как и отокояку, я не всегда был мужчиной. Мне пришлось научиться им стать.

Я не всегда хотел быть трансмужчиной. В начале 2018 года с помощью моего терапевта и нескольких близких друзей я только что рассталась со своим бывшим парнем за несколько месяцев до этого. Это были отношения физического и эмоционального насилия, перемежающиеся несколькими случаями сексуального насилия, и я поселилась в своей новой квартире, вдали от него, несколько разбитая как личность.

Я знала по предыдущему опыту, что он вообще не человек…

Это однозначно были отношения, наполненные гендерным насилием, несмотря на его заявления о том, что он феминист, просто из-за того, что цистетонормативность запирает нас в гендерных ролях, если мы не сопротивляемся ей активно. Зная это и наполненный неистовой яростью из-за того, что он со мной сделал, я не мог не чувствовать мести. Вероятно, это был разгар риторики «мужчины — мусор», распространявшейся в социальных сетях, когда все радостно писали в Твиттере и делились легкими шутками. Включая себя. Это казалось праведным и оправданным, и более того, для моей травмированной психики это имело смысл. Мужественность ранила меня, а это означало, что мне пришлось укрыться от нее. Я воображала, что женственность — это божественная доброта. Мужественность была чем-то токсичным, которое нужно искоренить и уничтожить в каждом. Я придерживался этой веры в течение нескольких лет, особенно потому, что это мнение отражалось во многих квир-пространствах, которые я называл своим сообществом.